Том сначала колесил по переулкам, сворачивая то вправо, то влево, и в конце концов оставил далеко позади ту дорогу, по которой ученики обычно возвращаются в школу. А потом побрел в гору — понуро и медленно. По пути он раза два или три перешел вброд небольшой ручеек, так как среди мальчишек существует поверье, будто таким образом они заметают за собою следы и ставят погоню в тупик. Через полчаса он уже миновал богатую усадьбу вдовы Дуглас, стоявшую на вершине Кардифской горы. Школа еле виднелась внизу — там, позади, в долине. Путник углубился в густой лес, пошел, пренебрегая тропинками, в самую чащу и уселся на мху под развесистым дубом.
Здесь, в лесу, было тихо и душно. В мертвом полуденном зное умолкло даже пение птиц. Природа погрузилась в дремоту, ее сон по временам нарушался лишь стуком дятла, доносившимся издали. И от этого стука лесная тишина казалась еще более глубокой, а тоска одиночества — еще более гнетущей. Сердце Тома терзала печаль, которая была в полной гармонии с окружавшей его природой. Он долго сидел в задумчивости, упершись локтями в колени и положив подбородок на руки. Ему казалось, что жизнь в лучшем случае — суета и страдание, и он готов был завидовать Джимми Годжесу, который недавно скончался. “Как хорошо, — думал он, — лежать в могиле, спать и видеть разные сны, во веки веков, и пусть ветер шепчет о чем-то в ветвях, пусть ласкает траву и цветы на могиле, а тебя ничто не беспокоит, и ты ни о чем не горюешь, никогда, во веки веков”. Ах, если бы у него были хорошие отметки в воскресной школе, он, пожалуй, был бы рад умереть и покончить с постылой жизнью… А эта девочка… ну, что он ей сделал? Ничего. Он желал ей добра. А она прогнала его, как собаку, — прямо, как собаку. Когда-нибудь она пожалеет об этом, но, может быть, будет поздно. Ах, если б он мог умереть не навсегда, а на время!
TOM dodged hither and thither through lanes until he was well out of the track of returning scholars, and then fell into a moody jog. He crossed a small "branch" two or three times, because of a prevailing juvenile superstition that to cross water baffled pursuit. Half an hour later he was disappearing behind the Douglas mansion on the summit of Cardiff Hill, and the school-house was hardly distinguishable away off in the valley behind him. He entered a dense wood, picked his pathless way to the centre of it, and sat down on a mossy spot under a spreading oak. There was not even a zephyr stirring; the dead noonday heat had even stilled the songs of the birds; nature lay in a trance that was broken by no sound but the occasional far-off hammering of a wood-pecker, and this seemed to render the pervading silence and sense of loneliness the more profound. The boy's soul was steeped in melancholy; his feelings were in happy accord with his surroundings. He sat long with his elbows on his knees and his chin in his hands, meditating. It seemed to him that life was but a trouble, at best, and he more than half envied Jimmy Hodges, so lately released; it must be very peaceful, he thought, to lie and slumber and dream forever and ever, with the wind whispering through the trees and caressing the grass and the flowers over the grave, and nothing to bother and grieve about, ever any more. If he only had a clean Sunday-school record he could be willing to go, and be done with it all. Now as to this girl. What had he done? Nothing. He had meant the best in the world, and been treated like a dog--like a very dog. She would be sorry some day--maybe when it was too late. Ah, if he could only die temporarily!
Но в молодости сердца эластичны и, как их ни сожми, расправляются быстро. Тома незаметно захватили опять помыслы здешнего мира. Что, если он сию минуту пойдет куда глаза глядят и таинственно исчезнет для всех? Что, если он уйдет далеко-далеко, в неведомые страны, за моря, и никогда не вернется? Каково-то почувствует себя Бекки тогда!.. Он вспомнил, как собирался сделаться клоуном в цирке, но теперь ему было гадко подумать об этом, ибо шутовство и паясничество и цветное трико в обтяжку показались ему унизительными в такое мгновение, когда его душа воспарила к туманным и величавым высотам романтики. Нет, он пойдет в солдаты и вернется домой через много лет, покрытый ранами и славой. Или, еще лучше, уйдет к индейцам, будет охотиться с ними на буйволов, блуждать по тропе войны, средь высоких гор и бездорожных прерий Дальнего Запада, и когда-нибудь вернется домой великим индейским вождем и в сонное летнее утро, ощетинившись перьями, размалеванный, страшный, ввалится прямо в воскресную школу с диким воинственным кличем, от которого кровь стынет в жилах. Вот выпучат глаза его товарищи! Вот будут ему завидовать! Но нет, есть на свете еще более великолепное поприще. Он будет пиратом! Да-да! Теперь он ясно видел перед собой свое будущее, озаренное неописуемым блеском. Его имя будет греметь во всем мире, заставляя людей содрогаться от ужаса. Как гордо будет он носиться по бурным морям на длинном, низком черном корабле “Демон бури”, с черным зловещим флагом, развевающимся на носу корабля! И, достигнув вершины славы, он нежданно-негаданно появится в своем старом родном городишке и войдет в церковь, загорелый, обветренный, в черном бархатном камзоле и в таких же штанах, с алой перевязью, в высоких ботфортах, а за поясом у него будут торчать пистолеты, сбоку — нож, заржавевший от пролитой крови, на голове у него будет мягкая шляпа с опущенными книзу полями, с развевающимися перьями, в руке — черное развернутое знамя, а на знамени — черед и скрещенные кости. И с каким восторгом, с каким упоением он услышит, как шепчутся вокруг: “Это Том Сойер, пират! Черный Мститель Испанских морей!”
But the elastic heart of youth cannot be compressed into one constrained shape long at a time. Tom presently began to drift insensibly back into the concerns of this life again. What if he turned his back, now, and disappeared mysteriously? What if he went away--ever so far away, into unknown countries beyond the seas--and never came back any more! How would she feel then! The idea of being a clown recurred to him now, only to fill him with disgust. For frivolity and jokes and spotted tights were an offense, when they intruded themselves upon a spirit that was exalted into the vague august realm of the romantic. No, he would be a soldier, and return after long years, all war-worn and illustrious. No--better still, he would join the Indians, and hunt buffaloes and go on the warpath in the mountain ranges and the trackless great plains of the Far West, and away in the future come back a great chief, bristling with feathers, hideous with paint, and prance into Sunday-school, some drowsy summer morning, with a blood-curdling war-whoop, and sear the eyeballs of all his companions with unappeasable envy. But no, there was something gaudier even than this. He would be a pirate! That was it! now his future lay plain before him, and glowing with unimaginable splendor. How his name would fill the world, and make people shudder! How gloriously he would go plowing the dancing seas, in his long, low, black-hulled racer, the Spirit of the Storm, with his grisly flag flying at the fore! And at the zenith of his fame, how he would suddenly appear at the old village and stalk into church, brown and weather-beaten, in his black velvet doublet and trunks, his great jack-boots, his crimson sash, his belt bristling with horse-pistols, his crime-rusted cutlass at his side, his slouch hat with waving plumes, his black flag unfurled, with the skull and crossbones on it, and hear with swelling ecstasy the whisperings, "It's Tom Sawyer the Pirate!--the Black Avenger of the Spanish Main!"
Да, решено! Он окончательно избрал свою дорогу, он убежит из дому и начнет новую жизнь. Завтра же утром он отправится в путь. Чтобы быть готовым к утру, необходимо приняться за дело сейчас же. Нужно собрать все свое богатство. Неподалеку лежало трухлявое дерево. Том подошел к нему и начал карманным ножом “Барлоу” копать землю под одним из его концов. Скоро нож наткнулся на какой-то деревянный предмет, и Том по звуку распознал, что внутри пустота. Он сунул туда руку и торжественно произнес заклинание:
Yes, it was settled; his career was determined. He would run away from home and enter upon it. He would start the very next morning. Therefore he must now begin to get ready. He would collect his resources together. He went to a rotten log near at hand and began to dig under one end of it with his Barlow knife. He soon struck wood that sounded hollow. He put his hand there and uttered this incantation impressively:
— Чего тут не было, приди! А что тут есть, останься!
"What hasn't come here, come! What's here, stay here!"
Он соскоблил верхний слой земли, и внизу оказалась тонкая сосновая дощечка. Он поднял дощечку — под нею открылся аккуратно сделанный тайник для сокровищ, дно и стены которого были выложены такими же дощечками. В тайнике лежал алебастровый шарик. Изумлению Тома не было границ. Он со смущенным видом почесал затылок:
Then he scraped away the dirt, and exposed a pine shingle. He took it up and disclosed a shapely little treasure-house whose bottom and sides were of shingles. In it lay a marble. Tom's astonishment was bound-less! He scratched his head with a perplexed air, and said:
— Эге-ге! Вот так штука!
"Well, that beats anything!"
Он с досадой отшвырнул шарик и принялся размышлять. Дело в том, что его обмануло поверье, которое он и его товарищи принимали за непреложную истину. Если зароешь шарик, произнося над ним необходимые заклинания, и в течение двух недель не будешь трогать его, а потом откроешь тайник с тем заклинанием, которое сейчас было произнесено, то вместо одного шарика ты найдешь все, какие были когда-либо потеряны тобою, как бы далеко ни лежали они друг от друга. Но чуда не произошло, это ясно, и все, во что верил Том, было подорвано в корне. Он столько раз слышал об удачных попытках такого рода и никогда не слыхал о неудачных. Ему не пришло в голову, что он и сам пробовал этот способ не раз, а потом никогда не мог найти места, где был закопан шарик. Он долго раздумывал и наконец решил, что тут вмешалась какая-то ведьма и разрушила чары. Но ему хотелось окончательно убедиться в этом, и, выискав чистенькое песчаное местечко, в центре которого было углубление в виде воронки, он лег на землю, прильнул губами к самой ямке и проговорил:
Then he tossed the marble away pettishly, and stood cogitating. The truth was, that a superstition of his had failed, here, which he and all his comrades had always looked upon as infallible. If you buried a marble with certain necessary incantations, and left it alone a fortnight, and then opened the place with the incantation he had just used, you would find that all the marbles you had ever lost had gathered themselves together there, meantime, no matter how widely they had been separated. But now, this thing had actually and unquestionably failed. Tom's whole structure of faith was shaken to its foundations. He had many a time heard of this thing succeeding but never of its failing before. It did not occur to him that he had tried it several times before, himself, but could never find the hiding-places afterward. He puzzled over the matter some time, and finally decided that some witch had interfered and broken the charm. He thought he would satisfy himself on that point; so he searched around till he found a small sandy spot with a little funnel-shaped depression in it. He laid himself down and put his mouth close to this depression and called--
Бук-букашка, расскажи мне, что хочу я знать.
Бук-букашка, расскажи мне, что хочу я знать.
"Doodle-bug, doodle-bug, tell me what I want to know! Doodle-bug, doodle-bug, tell me what I want to know!"
Песок зашевелился, оттуда на мгновение выполз черный жучок и тотчас же испуганно юркнул обратно.
The sand began to work, and presently a small black bug appeared for a second and then darted under again in a fright.
— Ага, не говорит! Значит, тут и вправду не обошлось без ведьмы. Я так и знал.
"He dasn't tell! So it was a witch that done it. I just knowed it."
Тому хорошо было известно, что с ведьмами тягаться никому не под силу, и он приуныл. Потом ему пришло в голову, что не худо бы найти хоть тот шарик, который он только что бросил, и он принялся терпеливо искать его, но ничего не нашел. Он вернулся к своему тайнику и встал на то самое место, с которого только что бросил шарик, потом вынул из кармана другой и бросил его в том же направлении:
He well knew the futility of trying to contend against witches, so he gave up discouraged. But it occurred to him that he might as well have the marble he had just thrown away, and therefore he went and made a patient search for it. But he could not find it. Now he went back to his treasure-house and carefully placed himself just as he had been standing when he tossed the marble away; then he took another marble from his pocket and tossed it in the same way, saying:
— Брат, поди сыщи брата!
"Brother, go find your brother!"
Он заметил, где остановился шарик, и стал искать там, но не нашел. Должно быть, второй шарик или не докатился, или залетел слишком далеко. Он попробовал еще раз, другой, третий и наконец добился успеха: оба шарика лежали на расстоянии фута друг от друга.
He watched where it stopped, and went there and looked. But it must have fallen short or gone too far; so he tried twice more. The last repetition was successful. The two marbles lay within a foot of each other.
В эту минуту с зеленой опушки донесся слабый звук игрушечной жестяной трубы. Том быстро сбросил с себя куртку и штаны, опоясался одной из подтяжек, разрыл кучу хвороста за гнилым деревом, вытащил оттуда самодельный лук, стрелу, деревянный меч, а также жестяную трубу, мигом вооружился и в одной развевающейся рубашке помчался навстречу врагу. Под большим вязом он протрубил ответный сигнал, потом стал пробираться на цыпочках, настороженно оглядываясь по сторонам, и негромко скомандовал воображаемому отряду:
Just here the blast of a toy tin trumpet came faintly down the green aisles of the forest. Tom flung off his jacket and trousers, turned a suspender into a belt, raked away some brush behind the rotten log, disclosing a rude bow and arrow, a lath sword and a tin trumpet, and in a moment had seized these things and bounded away, barelegged, with fluttering shirt. He presently halted under a great elm, blew an answering blast, and then began to tiptoe and look warily out, this way and that. He said cautiously--to an imaginary company:
— Стой, молодцы! Останься в засаде, пока не затрублю!
"Hold, my merry men! Keep hid till I blow."
Появился Джо Гарпер в такой же легкой одежде и тоже вооруженный с головы до пят. Том окликнул его:
Now appeared Joe Harper, as airily clad and elaborately armed as Tom. Tom called:
— Стой! Кто смеет ходить по Шервудскому лесу без моего разрешения?
"Hold! Who comes here into Sherwood Forest without my pass?"
— Гай Гисборн не нуждается ни в чьем разрешении! Кто ты, который… который…
"Guy of Guisborne wants no man's pass. Who art thou that--that--"
— “…смеет обращаться ко мне с такой дерзкой речью?” — поспешно подсказал ему Том, так как оба они говорили на память “по книге”.
"Dares to hold such language," said Tom, prompting--for they talked "by the book," from memory.
— …который смеет обращаться ко мне с такой дерзкой речью?..
"Who art thou that dares to hold such language?"
— Кто я? Я — Робин Гуд,[19] в чем очень скоро убедится твой презренный труп.
"I, indeed! I am Robin Hood, as thy caitiff carcase soon shall know."
— Так это ты, знаменитый разбойник! Воистину я буду рад померяться с тобою мечом за обладание дорогами этого веселого леса. Защищайся!
"Then art thou indeed that famous outlaw? Right gladly will I dispute with thee the passes of the merry wood. Have at thee!"
Они выхватили деревянные мечи, бросили остальное оружие на землю, стали в боевую позицию, нога к ноге, и начался серьезный поединок: по всем правилам искусства: два удара вверх и два вниз. Наконец Том сказал:
They took their lath swords, dumped their other traps on the ground, struck a fencing attitude, foot to foot, and began a grave, careful combat, "two up and two down." Presently Tom said:
— Ну, драться так драться! Поддай жару!
"Now, if you've got the hang, go it lively!"
Они так усердно “поддали жару”, что оба запыхались и вспотели.
So they "went it lively," panting and perspiring with the work. By and by Tom shouted:
— Падай же! Падай! — крикнул Том. — Почему ты не падаешь?
"Fall! fall! Why don't you fall?"
— Не стану я падать! Сам падай — тебе ведь хуже моего приходится.
"I sha'n't! Why don't you fall yourself? You're getting the worst of it."
— Ну так что же? Это ничего не значит. Мне падать не полагается. В книге ведь не так — там сказано: “И он одним ловким ударом в спину поразил насмерть злосчастного Гая Гисборна”. Ты должен повернуться и подставить мне спину, чтобы я мог ударить тебя.
"Why, that ain't anything. I can't fall; that ain't the way it is in the book. The book says, 'Then with one back-handed stroke he slew poor Guy of Guisborne.' You're to turn around and let me hit you in the back."
Против такого авторитета возражать не приходилось: Джо повернулся, принял удар и упал.
There was no getting around the authorities, so Joe turned, received the whack and fell.
— А теперь… — сказал Джо, поднимаясь на ноги, — теперь дай мне убить тебя — это будет по совести.
"Now," said Joe, getting up, "you got to let me kill you. That's fair."
— Да ведь так нельзя, этого в книге нет!
"Why, I can't do that, it ain't in the book."
— Ну, это нечестно! Это, по-моему, подлость!
"Well, it's blamed mean--that's all."
— Ну ладно, Джо, — ведь ты можешь быть монахом Таком или сыном мельника Мачем и пристукнуть меня дубинкой по голове. Или, хочешь, я буду шериф нотингемский, а ты Робин Гуд на одну минутку, и ты убьешь меня.
"Well, say, Joe, you can be Friar Tuck or Much the miller's son, and lam me with a quarter-staff; or I'll be the Sheriff of Nottingham and you be Robin Hood a little while and kill me."
Это удовлетворило Джо Гарпера, и игра продолжалась. Затем Том опять сделался Робином Гудом и, по вине вероломной монахини, плохо ухаживавшей за его запущенной раной, смертельно ослабел от потери крови, после чего Джо, изображавший собой целую толпу рыдающих разбойников, с грустью оттащил его прочь, вложил лук в его ослабевшие руки, и Том сказал: “Где упадет эта стрела, там и похороните бедного Робина Гуда, под деревом в зеленой дубраве”. Затем он пустил стрелу, откинулся назад и упал бы мертвым, но кругом оказалась крапива, и он вскочил с неподобающей покойнику прытью.
This was satisfactory, and so these adventures were carried out. Then Tom became Robin Hood again, and was allowed by the treacherous nun to bleed his strength away through his neglected wound. And at last Joe, representing a whole tribe of weeping outlaws, dragged him sadly forth, gave his bow into his feeble hands, and Tom said, "Where this arrow falls, there bury poor Robin Hood under the greenwood tree." Then he shot the arrow and fell back and would have died, but he lit on a nettle and sprang up too gaily for a corpse.
Мальчики оделись, спрятали доспехи и пошли прочь, сокрушаясь, что теперь нет разбойников, и спрашивая себя, чем могла бы современная цивилизация восполнить такой пробел. Оба утверждали, что предпочли бы лучше сделаться на один год разбойниками Шервудского леса, чем президентами Соединенных Штатов на всю жизнь.
The boys dressed themselves, hid their accoutrements, and went off grieving that there were no outlaws any more, and wondering what modern civilization could claim to have done to compensate for their loss. They said they would rather be outlaws a year in Sherwood Forest than President of the United States forever.